КРАТКАЯ АНТОЛОГИЯ САМОУБИЙСТВ

Миша. А за что тебя посадили?
Старик. Посадили!.. Не оскверняй слова! Да я бы полжизни отдал, чтобы меня посадили по-настоящему! В нормальную тюрьму! А эти… эйлины поганые… подыхать бросили! За что, спрашиваешь? За то что хотел чуток в ихнем райском саду пожить да от их изобилия поживиться. Ведь во всех приличных обителях убогие околачиваются. Там их и накормят, и обогреют! Я думал, что и здесь по-человечески. Забрался я к ним – и сижу себе, тихо-мирно поесть прошу. А они меня– хвать! – и сюда. Я кричу: «Запишите меня к себе в общину!» А они мне: «Да на кой ты нам сдался? Или ты подпольный миллионер? – говорят. – Тогда милости просим!» Я говорю: «Да откуда? Нету у меня ничего!» А они: «А нету – так и быть тебе никем.» И ушли с концами. (Зашмыгал носом.) Оставили на мученическую смерть
Миша. Да… Дела…(сам себе) Разобрался… герой… ничего не скажешь…
Старик. Что ты говоришь?
Миша. А Маришка-то как теперь?.. Дурак.. Ой, дурак!

Пауза.

Старик. А ты-то как здесь?
Миша. Хотел жену домой вернуть. Стал права качать, угрожать – они меня и вырубили.
Старик. А жена-то с ними? В общине?
Миша. Да.
Старик. Плохо дело. Кто к ним попадает, того уже не вытянешь! Верные становятся – в усмерть! Как же ты допустил до такого, хлопец?
Миша. А бес его знает. Ирина родила Маринку – два года всё нормально было. А потом заскучала. Плачет. Всё из рук у неё валится. «Не могу я, — говорит, — больше в четырёх стенах. Каждый день одно и то же!» На работу её не взяли – фирме молодые мамаши не нужны. Смотрю: скоро совсем зачахнет. А тут она в газете объявление нашла, что, мол, театр античной драматургии «Деметра» объявляет набор. А Ирина моя всегда античностью интересовалась. Всех богинь и богов на зубок знала. Загорелась она этим театром – места себе не находит. Ну, я и согласился. Маришке няню нашли. И стала Ира туда ходить, будь он неладен. Ожила, повеселела, глаза блестят. Я и рад. Только и разговоров про репетиции да про то, какие все там хорошие да интересные. Особенно восхищалась своей главной, Леокадией. Такая она талантливая, гениальная и великолепная – хоть иконы пиши. А это она, между прочим, меня и вырубила. А тогда я чуть было не заревновал: Ира на нас с Маришкой совсем внимание обращать перестала. Потом подумал: ничего, первый запал пройдёт – и всё встанет на свои места. Ан нет! Только всё хуже и хуже становилось. Веселье вдруг закончилось – задумчивой стала Ира. Ничего не видит, не слышит — витает где-то. Маришка ей в тягость стала. Я смотрю – ничего не понимаю. Говорить пробую, а она мне в ответ какую-то ахинею про отречение от мира… Я заволновался. Сцены стал устраивать. А она однажды ушла – и не вернулась. Записку только оставила, чтобы не искали. Как же не искать? Я в этот театр проклятый – а его уже и след простыл. И никто не знает, куда все исчезли.
Старик. А как же ты этот притон отыскал-таки?