Атаман Каледин

Богаевский. Вы видите, старшина, мы вам верим и говорим с вами открыто. Если мы признаем вашу власть, найдутся недовольные этим. Если не признаем — тоже найдутся. И мы готовы идти путем соглашения. Ультиматум — крайнее требование. Разве вы не будете виноваты, если не используете все средства, чтобы не допустить на Дону гражданской войны? Почему вы не повернете оружие и не скажете Подтелкову: пора объединяться? Почему вы сюда едете тайно?
Голубов. Я бы повернул оружие и сказал это Подтелкову. Если бы Войсковому правительству верили казаки и если бы вы были в состоянии предотвратить гражданскую войну. Но я живу среди них, командую ими, и мне настроения простых казаков ясны. А вы здесь живете, атаман, надеждами на добровольцев или на то, что казаки одумаются. Неужели не понятно, что казаки стали другими, что события в России не проходят бесследно? Вы на это хотите закрыть глаза, и это траге-

дня для всего Дона, а значит, станет трагедией и лично для вас, если вы не хотите этого видеть.
Богаевский. Скажите, старшина, кто же вам дал право прогонять избранников народа? Какими вы умами обладаете? Чем вы доказали, что поведете дело без кровопролития? Пятьсот двадцать шесть голосов было подано на последнем Войсковом Круге за атамана Каледина. Неужели вы думаете, что можете меньше всех ошибаться? Вот вы говорите о трагедии. А представляете себе, к какой катастрофе может привести ситуация, когда человек берется, а совладать не может?
Голубов. Я бы подумал, что сейчас такая ситуация у атамана. И у вас, Митрофан Петрович.
Каледин. Ну, это вы напрасно. У нас есть и силы, и умы. Мы тоже кое-что знаем о том, что происходит в ваших отрядах. И кое-что ждем. Если говорить коротко, объединить всех казаков мы не против. А идти в подчинение к Военно-революционному комитету не собираемся и не имеем права. Избранные населением, правительство и атаман должны исполнять свои обязанности до созыва нового Войскового Круга. На нас это возложено, и мы обязаны это делать.
Голубов. Насколько я пошшаю, атаман, этим вы подчеркиваете, что дальнейший наш разговор бесполезен. Видит Бог, что я прибыл сюда по велению сердца и с последней надеждой. И теперь только Бог может спасти всех нас… могу ли я взять своих людей и отбыть к расположению своего отряда?
Каледин. Да, несомненно. Распоряжение уже отдано.
Голубов. Честь имею.
Уходит.
Каледин. На чем же все-таки основывается их такая уверенность? Ведь казак Голубов — человек искренний и прямо говорил с нами…
Богаевский. Не сумели мы сохранить единство казачества. .. Бедный… Богатый… Отдали казаков в руки комиссаров. Раньше-то казаки не считались с состоянием.
Каледин. Да, конечно, здесь есть наш просчет, коли власть нам была дана Кругом… Не считались с состоянием… А может, время настало такое, что стали считаться? А мы действительно не узрели или не хотели узреть. Комиссары на этом власть и взяли…
Входит Поляковский с чайными приборами, расставляет чашки на столе. Каледин и Богаевский садятся и пьют чай.