Апология чуда

МИЛОРДОВ. Про это не мне решать. Только руки мои перед ним чисты: что убили его – от вас впервые слышу. Хотя и знал, что этим всё кончится.

Милордов снимает головной убор, смотрит в небо.

Прощай, брат Григорий! Да благословит Господь исход твой. Пусть там лучше тебе будет, чем здесь. Пусть примут душу твою и поведут её путями, какими Бог повелит. Пусть милость его да пребудет с тобой.

Милордову дают поминальную чарку.

Помнишь, как басню про воробья и паву мне сказывал? Одна перьями своими величалась, другой от скромности жался и ей завидовал, а как пришла нужда полететь, воробей быстро в небо поднялся, а пава осталась на месте, только в хвост ему посмотрела. Так и ты к небу вознёсся, а я тут стою. К тебе, живому, приехал, но даже могилы твоей не нашёл.
— Не сокрушайся, мил человек, жив наш Григорий, он только от нас отлучился и в ином месте живёт. Туда же и ты в своё время перейдёшь – и увидитесь!
СВЯЩЕННИК. Господь да утешит вас всех!
— Стоял последний царский март. Отбив крышку гроба, солдаты палками вытащили труп, так и не решившись коснуться его руками, взвалили на костёр, полили керосином и зажгли. Ледяной мартовский ветер разносил едкий, зловонный дым по всему Парголовскому лесу, что в пятнадцати вёрстах от Петрограда. Боязливая, неподвижная толпа мужиков наблюдала это святотатство. Когда пламя справилось, пепел собрали и погребли под снегом.
СВЯЩЕННИК. Упокой душу раба твоего, новопреставленного Григория…

Идут три женщины, одна с младенцем.

— Дайте мне его… Дайте… Я в воду святую окуну его…
— Мы его уже окропили…

Детский плач.

— Маменька! (Выхватывает младенца.) Мой он, мой! (Плачет.)
— Опомнись, что говоришь?! Ты в подоле его принесла!
— Не дам, не дам…
— Господь с ней, видно, доля её такая…
— Молчи, Лущилиха, она себя, дура, губит, на позор всю семью выставляет! (С остервенением пытается отнять ребёнка у дочери, но та – львица с глазами сумасшедшими – отталкивает её.) Ах, вот ты как! (Звонко и размашисто ударяет дочь по лицу.) Убью! Убью!
— Бейте, бейте, маменька, стою я того. Но его не троньте, он мой, мой!

Милордов останавливает безумную за руку.

МИЛОРДОВ. Окстись, жестокая, это девку-то!
— Сгубила себя! Сгубила… (Рыдает.)
МИЛОРДОВ. (Осматривая ребёнка.) А малый-то хорош, хорош и в лице, и в голоске!
— Душа в нём просторная, плач, словно колокол по собору, разносится!
— Только вот чем он свой собор заполнит, — правдой ли христовой или искушениями бесовскими…
МИЛОРДОВ. То жизнь покажет. Береги сына, девонька, береги! Как окрестили младенца?
— Григорием.
МИЛОРДОВ. А по батюшке как?
— Ефимыч он. Григорий Ефимыч.

Хор мужских голосов запевает «Со святыми упокой».

МИЛОРДОВ. Ну, чего плакать-то? Возрадуйся, мать, прибавлению!
— Да как бы всё по закону да по порядку было…